Обнажённая любовь

Три сумасшедших (в самом высоком смысле этого слова) вечера подряд рассказывают о путешествии ангелов на Землю: Творец позволил им стать актрисами и разыграть последнюю пьесу Теннесси Уильямса. В разнообразных обстоятельствах, у которых единое имя – театр.

Всё начинается до третьего звонка – вернее, до третьего карканья ворона: зрителей встречает живая птица, вышагивающая по почти пустой сцене – лишь подобие чёрного квадрата в глубине – в сопровождении человеческого проводника (не стоит называть эту даму дрессировщицей – здесь без привычной иерархии, кто кем управляет – вопрос).

Всё началось задолго до появления афиш «Пик Ник или Сказки старого ворона» на фасаде Электротеатра.

Не только потому, что работа над каждым глобальным экспериментом Бориса Юхананова занимает месяцы и не заканчивается с премьерой; всё – огромный жизненный процесс, следующей инкарнацией тех же «Сказок» станет кинофильм, выпуск которого запланирован на конец 2025 года.

Ещё и потому, что зрители со стажем увидят в «Пик Нике» мостики, отсылки, мотивы, ведущие чуть ли не ко всем предыдущим спектаклям БЮ; и каждый найдёт в этом магическом театральном политексте свои связи с прошлым – и свои проекции в будущее.

Я не хочу заниматься «каталожеством» и анатомией, разнимая мозаичную вавилонскую башню «Пик Ника» на детали, но всё же, на память, для личных хроник конкретного марта 2025-го – несколько штрихов, перенёсших меня по океану времени далеко и относительно близко. От миниатюрного сада, возникающего на подступах к «Городу Миражей», первой части трилогии «Пик Ник» – к регенеративной череде «Садов» рубежа ХХ и ХХI веков. От электрических лебедей, плавающих по мановению пульта в руках Садовых Ангелов – к радиоуправляемым машинкам в трилогии «Синяя птица», первой работе Юхананова в Электротеатре. От превращённого в оперу стихотворения Эдгара Аллана По «Ворон» – к пенталогии «Сверлийцы», первому оперному циклу Юхананова. От тройки скелетов – к «Октавии. Трепанации». От Изиды и Медузы Горгоны, появляющихся в карнавальных шествиях «Пик Ника» – к Изиде, вернее, Изидам «Золотого осла». От мириад вариаций пьесы Теннесси Уильямса «Прекрасное воскресенье для пикника» – к миллиарду вариаций «Эвридики» Жана Ануя в «Орфических играх». От лазерных шоу на пограничной между небом и землёй территории – к лазерным чертогам волшебного «Пиноккио». От легионеров и безумного ресторана, искушающего запахом жареных цыплят – к легионерам и ресторану предыдущего мегаопыта БЮ «МИР РИМ».

Прошлое, настоящее, будущее – «Пик Ник» сплавляет всё. Опять же, дико интересно и совершенно невозможно угадать, на какие чувства, соображения и реакции новые «Сказки» сподвигнут неофита, того, кто сталкивается с вселенной Юхананова впервые.

Кроме шуток, молодёжь, напишите старому чижику на [email protected], это моя рабочая почта.

Если честно, я совсем не хочу писать про «Пик Ник»: каждый опыт сочинения текста о большинстве работ БЮ – это попытка объять необъятное (разве что с миниатюрным «Галилео» было легко). Во второй части трилогии, «Никогда», которая наполовину есть фильм, в котором диалог ведёт режиссёрский триумвират – Борис Юхананов, Анатолий Васильев и Александр Велединский, возникает фигура Годара и цитаты из его фильма «Прощай, речь».

Какой прекрасный повод присоединиться к Жан-Люку и забить на текст.

Да и Старый Ворон знает, что для многих вещей нет слов в человеческом языке, что остаётся за гранью выговаривания даже для такой мудрой и разговорчивой птицы. Но всё же, предельно коротко, без малейшей претензии на хотя бы минимальное соответствие девятичасовому коллажу БЮ, обрисую, как устроен «Пик Ник».

В начале, собственно, спектакля – слово; хриплое слово Старого Ворона, изречённое голосом самого Бориса Юрьевича, и демиурга, и участника проекта. «Пик Ник»-путешествие стартует «однажды, не важно, когда, ведь времени там, где это началось, не существует, и нет никакого «когда», когда-бы ни началась эта история». Никогда – так называется невидимый и неслышимый людям мир поднебесья, из которого Творец отправляет на Землю, вернее, в земной театральный портал четырёх своих ангелов, четырёх марионеток, принявших облик четырёх актрис – это Мария Беляева, Алла Казакова, Ирина Савицкова и Мария Чиркова.

Потому что «создатель не любит скучать», и только небесных кукольных театриков ему недостаточно; без связи с земной юдолью, где есть и время, и пространство в нашем понимании этих слов, ему не очень.

Но пространство необходимо построить – и один из жанров спектакля стройка и есть. Все совсем непростые декорации, весь сценический собор возводится на наших глазах, из пустоты, дерева и металла.

Кажется, ни сам Юхананов, ни кто-либо из других режиссёров ещё никогда настолько не обнажал театральную кухню, не делал монтировщиков, их речь и их движение настолько существенной частью действия, не превращал технический процесс в акт творения. А в первом акте спектакля стройка-сборка идёт под моцартовский «Реквием» в исполнении Теодора Курентзиса и его musicAeterna;

и дирижирует невидимым оркестром маляр;

и это абсолютно божественное действо по примирению перманентного, всегда окружающего нас хаоса с вечной и тоже всегда близкой, пусть и не такой заметной, гармонией.

Если переходить на более рациональный язык рецензии, то первая часть «Города миражей» – образец исключительно радикального театра:

после превращения сцены в стройплощадку следует превращение сцены в рейв.

Для разминки ангелы отправляются на дискотеку, в центр циклона, в «вихрь страстей», позволяющий услышать собственное тело и поймать земные энергии, без которых не справиться с сокровенными текстами Теннесси. И танцуют, танцуют, танцуют, прежде чем примериться к взятой за отправную точку пьесе. Впервые она звучит как кухонное квохтанье; кто они, эти Доротея-Доти, Боди, Элина и мисс Глюк, что их связывает, чего они хотят от нас и друг от друга – не разобрать. Да и о том, что это пьеса Теннесси Уильямса «Прекрасное воскресенье для пикника», можно не догадаться. Я бы не догадался, если бы не знал заранее – текст никогда не читал и видел только одну сценическую версию, «Прекрасное воскресенье для разбитого сердца» Льва Додина. Да и вместо великого американского драматурга Теннесси Уильямса, о котором можно прочитать в Википедии, у Юхананова – ангел Теннесси, о котором никакой, ни верхний, ни нижний интернет не ведает.

«Теннесси оказался в глубине вихря, жестокой схватки с суровой и, как всегда, прекрасной реальностью, – говорит Старый Ворон. – Прекрасной, потому что всё, что создаётся Творцом и подчиняется его законам, прекрасно. Даже если оно кажется жестоким, суровым, сложным и подчас очень неоднозначным». Ворон знает, что Теннесси с «земным квестом» не справился; что ж, ничего удивительного. Но вот остался текст о любви, текст, хранящий в своей сердцевине «мумиё любви», единственное, что мы, по мысли Старого Ворона, можем вернуть Творцу. Само собой, тогда, когда снова попадём туда, откуда были посланы.

Самые отчаянные пытаются извлечь это мумиё здесь и сейчас; не дожидаясь перехода; используя разные техники – часто наугад; чётких правил для того, для чего и слов не хватает, не придумано.

В данном случае медиатором для алхимического поиска оказывается текст Теннесси – в течение трёх вечеров он будет переливаться, изменяться, кристаллизоваться и плавиться; варьироваться от квохтанья к драме, от гротеска – к трагедии; отпускать актрис (и нас) в быт, менять возвышенное настроение на перепалку в гримёрке – и наоборот, туда и обратно; веселить и бесить, дарить силы и отнимать их. Катание на этих крылатых качелях жизни не научит, но жить – и жить интереснее – точно поможет.

© Фотографии Андрея Безукладникова предоставлены пресс-службой театра